Зарайская верхнепалеолитическая стоянка расположена на правом берегу р.Осетр (правый приток р.Ока) в исторической части современного города Зарайск. В административном отношении г. Зарайск расположен на юго-востоке Московской области. Расстояние от Москвы до Зарайска по современной автомобильной дороге - 155 км. Поблизости отсюда проходит граница с Рязанской областью.
Рис. 1. Расположение Зарайской стоянки и других, близких в культурном отношении памятников верхнего палеолита Русской равнины.
В геологическом отношении место расположения стоянки связано с областью распространения отложений подольского горизонта среднего карбона, сложенного в основном глинами. Примерно в 4 км к северу от стоянки и почти непосредственно от нее на юг залегают известняки и доломиты с прослоями мергелей каширского горизонта среднего карбона. В
Рис. 2. Геологическая карта района Зарайска. (Рис.В.Полянчева). 1 – каширский горизонт среднего карбона; 2 – подольский горизонт среднего карбона; 3 – верхняя юра; 4 – нижний мел; 5 – верхний мел; 6 – глины; 7 – известняки и доломиты с прослоями мергелей; 8 – пески; 9 – пески с прослоями глины; 10 – рыхлые песчаники и пески; 11 – плотные (кварцитоподобные) песчаники с прослоями глин.
этих отложениях на стыках пачек известняков встречаются горизонты плитчатого кремня коричневатых оттенков.
Общий рельеф в окрестностях Зарайска характеризуется наличием трех устойчивых высотных уровней. Пойменные и террасовые участки долины р.Осетр имеют отметки 100-150 м над уровнем моря (н.у.м.), поверхность плато составляет 150-200 м.н.у.м. и возвышения в виде островков по левую и правую сторону долины реки – 200-250 м.н.у.м. Поверхность Зарайской стоянки связана с уровенем перегиба плато к склону долины. По геоморфологическому микрорайонированию место расположения стоянки приходится на Зарайскую равнину, ограниченную с востока микрорайоном водораздела рек Осетр и Вожа и с запада – микрорайоном долины р.Осетр.
На детализованной геоморфологической карте местоположение Зарайской стоянки приходится на террасовидную выровненную поверхность правого берега реки Осетр. Высотные отметки составляют здесь 40-44 м от уреза реки и 150-152 м над уровнем моря. В районе Зарайска река делает и сильно вогнутую вправо излучину шириной около 1,5 - 2 км. На верхнем (по течению реки) выступе этой излучины находится описываемая верхнепалеолитическая стоянка, а на нижнем – в урочище Белый колодец обнаружен мезолитический памятник иеневской культуры. Правый берег Осетра в районе расположения верхнепалеолитической стоянки высокий и относительно крутой. В отличие от места расположения мезолитической стоянки террасированность склона читается здесь трудно из-за сплошной городской застройки. Левый берег реки формирует высокая пойма, раскинувшаяся на ширину нескольких километров.
Основная часть площади стоянки приходится на среднюю часть мыса, образуемого указанным выше выступом излучины реки и крупным оврагом. Этот овраг прорезает коренной берег и направлен в сторону реки. Исследовавшаяся раскопками площадь примыкает к Никольским въездным воротам северной стены Зарайского кремля 17-го века. Рассеянные находки в виде обработанных кремней и единичных костей животных плейстоценового времени обнаруживаются в шурфах и случайных вскрытиях почти на всем пространстве мыса, практически полностью занятого кремлем. В восточном и северном направлениях от стоянки подобные разрозненные находки выявлены на расстоянии до 200 м и за пределами мыса.
Состояние археологической изученности района Зарайска пока еще трудно оценить с полной определенностью. Здесь выявлены памятники почти всех археологических эпох, но их реальное количество и научный потенциал остаются неясными. Скудные палеолитические материалы обнаружены
Первый шурф на Зарайской стоянке был заложен в 1980 году. Он пришелся на участок, примыкающий непосредственно к северной стене кремля к востоку от Никольских ворот. Шурф позволил установить наличие здесь достаточно мощного и ненарушенного поздними перекопами и разрушениями культурного слоя. Был получен и стратифицированный археологический материал, указывавший на большую насыщенность находками данного участка. В 1982 году на месте шурфа был заложен раскоп площадью 6х9 м (раскоп N 1). Он исследовался в 1982-1983 годах. В 1983 году параллельно с работами на раскопе N 1 раскопки велись на участке прокладки городского водопровода примерно в 30 м к северу от первого раскопа. Этот новый участок (раскоп N 2), называемый в отчетах и публикациях А.В.Трусова “траншеей”, имел площадь 46 кв.м.
Далее раскопки возобновились в 1989 году. В 13 метрах к северу от первого раскопа был исследован новый участок (раскоп N 3), площадью 23 кв.м. Помимо раскопов в эти годы было заложено еще несколько шурфов как на территории кремля, так и за его пределами. Шурфами было установлено, что основная площадь сосредоточения археологических остатков приходится на участок раскопа N 1 и примыкающую к ней территорию. Общая площадь раскопов полевых исследований 1980-1989 года составила 123 кв.м.
Выявившаяся сложность памятника уже на начальной стадии работ ставила ряд комплексных проблем, требующих определенной стратегии исследований. Базовыми из этих проблем были следующие: а) общая стратиграфия памятника и фациальные особенности; б) морфология культурного слоя, продолжительность и ход его формирования; в) соотношение природных и антропогенных факторов в образовании наслоений стоянки; г) характеристика исходной поверхности заселения; д) постпозиционные изменения культурных отложений; е) планиграфия, типология и функциональное определение конструктивных элементов жилой площадки; в) взаимное культурно-стратиграфическое соотношение объектов культурных отложений; г) установление горизонтов обитания. Разумеется, отмеченные проблемы в той или иной постановке не могли не учитываться исследователями. Однако, сколько-нибудь определенных и полных ответов на них получено не было. Причины этого заключались, в частности, в ограниченности вскрытой раскопками площади и неизбежном в начале изучения памятника экстенсивном характере исследований.
В раскопе N 1 (54 кв.м.) археологические остатки были заключены в двух литологических слоях. Верхний уровень находок и объектов соотносился со слоем темносерогогумусированного суглинка (погребенная почва), а нижний - с отложениями красноватых суглинков-супусей. В основании погребенной почвы были встречены обломки костей животных и кремни - как рассеянные, так в виде одного крупного скопления. Из объектов к этому слою достоверно был отнесен один небольшой углубленный очаг, размерами 30х50х15-18 см. и также небольшой “зольник”, занимавший площадь 20х35 см. Скопление кремня вскрыто лишь частично на площади 60х30см. Оно имело линзовидную форму максимальной толщиной на расчищенном участке 10 см. На вскрытой части скопления обнаружено 256 кремней (Трусов, 1994, с.100).
К предшествующему этапу жизни поселения автором первых исследований отнесены археологические остатки, связанные с красноватой супесью. Из-за насыщенности находками и наличия различных углублений этот слой воспринимался как более важный. Он всегда фигурировал в описаниях как “основной”.
В описываемом слое было выявлено 7 крупных углублений. И, хотя полностью раскопана была из них только одна (остальные уходили за пределы раскопа), все они определялись как хозяйственные ямы. В отношении некоторых из них, в частности, “длинных ям”, говорилось о возможности существования в прошлом над ними перекрытия из костей мамонта (Трусов, 1994, с.102).
Собственно очаги, т.е. углубления или конструкции, специально сооруженные для долговременного разжигания огня, в слое красноватой супеси в пределах раскопа N 1 открыты не были. Очагом в описаниях называется место разжигания огня в углублении частично заполнившейся культурными остатками заброшенной крупной ямы. Речь идет о яме 7, где были выявлены две углистые линзы мощностью 7 и 3,5 см. Под линзами отмечалась прокаленность грунта. Диаметр линз достигал 186 см. Со стратиграфической точки зрения важно заметить, что обе линзы были перекрыты желтовато-зеленоватым мелкозернистым песком с включением мелких обожженных и необожженных фрагментов костей. В новых раскопках (раскоп N 4) также отмечается наличие горизонтов таких песков над относительно более ранними объектами культурных отложений.
К описываемому уровню культурных отложений отнесены и два скопления кремня. Одно из низ относительно небольшое и представляет собой чашевидное углубление (110х85х29) с двухчастным заполнением, состоящим
Второе скопление, состоящее из 1036 кремней, отличалось от первого отсутствием четко очерченных границ и углубления, общего для всего скопления, значительно большей площадью (200х150 см) и не столь выраженной компактностью содержащихся в нем кремней. Этот участок стоянки был определен как “мастерская по первичной обработке кремневого сырья - место, где производилась, вероятно, подготовка нуклеусов” (Трусов, 1994, с.105).
Все крупные ямы, а также углубленный очаг (кв. И-6), судя по чертежам и описаниям, впущены с уровня слоя 5 (нумерация слоев по описанию Трусова), т.е. с поверхности “основного” культурного слоя. С ямой N 1 связана радиоуглеродная дата 22 000 +/- 300. Неровности верха слоя 5 здесь выполняет горизонт гумусированного суглинка. С его основанием связаны некоторые скопления кремня и обширный “зольник” (кв. Г-6, Г-7, Д-6, Д-7), частично перекрывающий яму N 1. Дата по костному углю, происходящему с этого уровня составляет 16 700 +/- 1200.
Раскопками 1982-1993 годов с площади раскопа N 1 получено около 10000 кремней. Здесь была сделана и единственная для стоянки палеоантропологическая находка. Это - часть голени и часть стопы ребенка пяти-шести лет (предварительное определение В.М.Харитонова) (Трусов, 1994, с.105).
Сопоставимая с раскопом N 1 картина культурных отложений была выявлена в раскопе N 3. В публикациях А.В.Трусова этот раскоп пронумерован как второй. Разница в обозначениях раскопов связана с тем, что “траншея” не была в свое время обозначена номером как другие раскопы.
“Здесь выявлен достаточно выразительный комплекс находок, залегающий в основании слоя гумусированного суглинка, того же, что и слой 4 раскопа N 1” (Трусов, 1994. с. 105). Интересно отметить, что и в этом раскопе было установлено стратиграфическое переслаивание “зольников”. И не просто в крупной заброшенной яме (это наблюдалось в раскопе N 1), а на внеямном пространстве культурных отложений. Так, тут был выявлен относящийся к слою гумусированного суглинка крупный “зольник” (распространяется полностью или частично на квадраты Г-Д-Е - 4-6). Стратиграфически ниже - в слое красноватой супеси отмечен другой, более локализованный “зольник” (кв. В-4). Остатки этого второго кострища связаны с поверхностью, с которой соотносится достаточно распространенное по площади охристое пятно. С этого же уровня начинается вглубь и большая “канавообразная яма”. При этом первый зольник перекрывает и охристое пятно (полностью), и указанную яму (частично). Именно с этим, верхним “зольником” связана радиоуглеродная дата со значением 15 600 +/- 300.
Заметно отличается ситуация в раскопе N2 (“траншея”). Здесь видны различия и в общей стратиграфии отложений, и характере культурных остатков. Культурный слой выявлен в виде “горизонта находок” “на контакте” слоя гумусированного суглинка с подстилающим его слоем желтовато-коричневого песка. Раскопом вскрыты “часть жилого комплекса, которая включала в себя часть какой-то постройки и три расположенных вблизи нее производственных места” (Трусов, 1983 с.46). Каких-либо ям (кроме гнезд для вкопанных крупных костей), очагов или кострищ на вскрытой площади не обнаружено. То, что культурные остатки не залегали в подстилающем гумусированный суглинок желтовато-коричневом песке предполагает, что понятие “контакт” предполагает здесь включенность их в основание гумусированного суглинка. Если этот песок является не аналогом песка, залегающего в основании культурных отложений в раскопе N4, а горизонтом вымывания основания погребенной почвы, как это заключают геологи относительно подобного же горизонта в разрезе раскопа N5, примыкающего к “траншее”, то приведенное утверждение получает дополнительное подтверждение. На это же указывает и тот факт, что ямы-гнезда для вкопанных костей впущены здесь с уровня погребенной почвы. Сам гумусированный суглинок (погребенная почва) прослеживалась вдоль линии траншеи водопровода на протяжении 200 м. Что касается археологических находок, то от исследованного раскопом места они распространялись в стороны в виде отдельных находок, примерно, на 100 м. На участке около 14 метров культурные остатки оказались представленными в виде единого по структуре комплекса из трех крупных скоплений обработанного кремня и остатков указанной выше “постройки”.
С точки зрения достигнутого к нашим дням понимания стратиграфии стоянки можно сказать, что частные стратиграфические отличия (иногда значимые), отмечаются даже на ограниченной площади, занятой отдельными раскопами. Это делает необходимым не только выработку общей стратиграфической схемы для всех раскопов памятника, но и детальное изучение локальных проявлений осадконакопления на различных участках.
Обобщая состояние изученности стоянки работами 1980-1989 года, можно отметить следующее. Исследования стоянки в 1980-1089 годах доставили ценную информацию и дали возможность для постановки многих важных вопросов. Этими работами получена богатая коллекция кремневых изделий, насчитывающая более 15000 экземпляров. Среди орудий наибольшее внимание привлекли два наконечника с боковой выемкой и большая группа ножей костенковского типа. Изучение коллекции подвело А.В.Трусова к выводу о принадлежности памятника к костенковско-авдеевской культуре (Трусов,1994, с.114). Было высказано предположение о наличии на стоянке обширной жилой площадки, аналогичной тем, которые известны в Авдеево и верхнем слое Костенки 1. Данные для такого допущения на том этапе исследований имелись минимальные, однако, судя по результатам новых работ, предположение это было небезосновательным. Основываясь на стратиграфических наблюдениях над разрезами раскопов N1 и N 3, делалось заключение о том, что “стоянка, возможно, неоднократно покидалась людьми.... промежутки, когда люди отсутствовали, были довольно продолжительными.... можно предположить четыре-пять перерывов в жизни поселения” (Трусов, 1994, с.114).
Вместе с тем, полученные материалы не давали полной ясности в вопросах об общей археологической и геологической стратиграфии памятника. Оставались трудности даже с определением того, что здесь является “материком”, не говоря уже о такой принципиальной проблеме, как однослойность или двуслойность памятника. Наиболее критичные из коллег даже после возобновления раскопок не скрывали скепсиса по-по поводу самой возможности обнаружения здесь культурного слоя, сохранившегося сколько-нибудь удовлетворительно. Культурные отложения им казались перемешанными до такой степени, когда трудно выявить структурные элементы первоначального слоя.
Открытой оставалась проблема хронологии культурных отложений. Требовал своего объяснения имеющийся разброс дат, примерно, от 23 до 15 тысяч лет назад. Вопрос о том, является этот разброс следствием погрешностей радиоуглеродного метода или отражением реального временного диапазона функционирования жизни на стоянке оставался открытым и он не мог быть решен в отрыве от изучения общей и детальной стратиграфии памятника.
Не было ясности во взаимной структурной связи выявленных объектов, количестве уровней обитания, базовых планиграфических характристиках и типе поселения, с которым связан основной состав археологических находок. Состав объектов слоя выглядел аморфным. Он ограничивался кострищами, “зольниками”, очажными прослоями, залегавшими в заброшенной яме. Не был ясен функциональный тип ям за исключением “опорных ямок” в раскопе N 2. То, что подавляющее большинство ям было затронуто раскопами лишь частично, препятствовало их типологизации, наблюдениям о наличии или отсутствии у них стандартных характеристик. Определенно можно было говорить о типичности для стоянки длинных, так называемых, “канавообразных ям”, но объяснение их возникновения только человеческой деятельностью было слишком прямолинейным.
Недостаточным был анализ антропогенного и природного факторов в формировании культурных отложений и объектов культурных горизонтов. Действие природного фактора выглядело малозаметным. Как наиболее существенное его проявление представлялось наличие мелкополигональной трещиноватости в слое темносерого гумусированного суглинка. Несравненно более значительные и масштабные мерзлотные нарушения в основной, нижней части культурных отложений оставались при этом или незамеченными, или непонятыми.
Неудовлетворительным оставалось состояние ландшафтно-климатических реконструкций для окрестностей стоянки во время ее функционирования. Осуществлению этого в необходимой полноте мешало отсутствие палинологических исследований, неизученность чувствительной к колебаниям климата микрофауны стоянки.
Не были совершенными стратегия и методика исследований культурных отложений. Эти работы еще раз показали малую продуктивность для подобного типа памятников несистематических раскопок, имеющих к тому же “кесонный” характер. На изучении стоянки не могли не сказаться негативно отсутствие нацеленности на фиксацию реальных горизонтов обитания в плане и членение материала по вертикали в соответствии с микростратиграфическими и литологическими особенностями культурных отложений. В ряде случаев здесь была повторена ошибка, отмечавшаяся для начального этапа раскопа стоянки Авдеево, когда скопления костей, залегающие в ямах, расчищались в виде кучи костей. Таким же образом “зольники” раскапывались с сохранением их на останцах вместо выборки содержимого. Сами же культурные наслоения разбирались строго горизонтальными плоскостями без учета древнего микрорельефа площади стоянки. При этом делались идеальные горизонтальные зачистки и тонкие стратиграфические наблюдения, но преимущественно по стенкам раскопов и уже после выборки культурного слоя. Все эти моменты в возможной мере учитывались нами при проведении новых исследований стоянки.
Поводом для возобновления раскопок в 1994 году послужило то, что отложения стоянки оказались существенно потревоженными в результате работ, производившихся в ходе газификации строений на территории кремля. По насыщенному палеолитическими остатками участку культурного слоя на участке стоянки, примыкающем к Никольским воротом кремля, пролегла траншея. Именно на этом участке небольшой экспедицией Отдела археологии каменного века Института археологии РАН, возглавляемой А.В.Трусовым, был разбит раскоп размерами 5х5 м. Уже в начале работ выявилось, что на данном участке склон наклонно срезает богатый находками слой. В северной части изучаемой площади культурные остатки частично выходили на современную поверхность или были слегка прикрыты слабомощным слоем дерна.
Исследования указанной площади в 1994 году завершены не были. Они показали, что раскоп охватывает сложный участок, приходящийся на активно обживавшуюся часть стоянки. Работы этого года установили наличие здесь обильных находок обработанного кремня, большого количества костей мамонта (особенно бивней), распространенной углистой прослойки, залегающей непосредственно под слоем верхней погребенной почвы и примыкающей к участку, выделенному как “зольник”. Среди углублений впервые за все годы работ стало возможным выявить две ямы, несомненно, выкопанные обитателями стоянки, и относящиеся к объектам типичным для жилых площадок Костенок и Авдеево. Эти объекты имели размеры и морфологические характеристики стандартные для ям-хранилищ указанных памятников.
По результатам раскопок 1994 года были внесены коррективы и в вопрос о культурно-стратиграфической значимости слоя верхней погребенной почвы. По этому поводу отмечалось, что “ввиду большой насыщенности гумусированного суглинка находками в этом (1994) году было решено выделить его в отдельный горизонт” (Трусов, 1996). Что препятствовало приданию этому “горизонту” статуса “слоя”, т.е. самостоятельной культурно-стратиграфической единицы, остается неясным. Возможно, решающее значение придавалось отсутствию между ним и “основным” слоем археологически стерильного прослоя.
В 1995 и в последующие годы раскопки стоянки продолжались под руководством автора. В этом году к раскопу 1994 года с юга был прирезан новый участок размерами 5х5 м. Вся изучаемая площадь, обозначенная как раскоп N 4, составила 50 кв.м.
После работ 1994-1998 годов раскоп N 4 является наиболее важным из исследованных участков стоянки. Именно на его материалах ставятся практически все основные проблемы изучения памятника, рассматриваемые в данной работе. К настоящему времени из этого раскопа получено более двадцати тысяч кремневых предметов. Он доставил впервые за все годы раскопок достаточно представительную коллекцию костяных изделий, украшений и орнаментированных предметов. На площади раскопа N 4 обнаружено несколько фрагментов обожженной глины и глины необожженной, но приготовленной со специальной органической примесью. Раскопано множество объектов жилищно-хозяйственного назначения: клады кремневых заготовок – 3, приочажные ямки – 8, ямы-хранилища – 12 (и 3 гипотетичные), кострище – 1, очаги углубленные – 5 (2 – крупные “костенковского типа”). Имеется несколько пока непонятных ям и две, по-видимому, крупные ямы, затронутых раскопом лишь частично. На площади раскопа исследованы выразительные морфоструктуры природных нарушений. К последним относятся: линейно-протяженные мерзлотные трещины (части мерзлотных полигональных структур ?) – 7, морфоструктуры в виде мелких гидролакколитов? – 5 (?), изолированные трещины средних размеров – 1, затронутые раскопом частично и непонятные – 2. Характер культурных отложений, состав и структура объектов и особенно два крупных углубленных очага “костенковского” типа, которые расположены по линии, ориентированной ЮВ – СЗ, позволяют доказательно говорить о том, что этот раскоп охватывает собой фрагмент жилой площадки костенковско-авдеевского типа, приходящийся на центральную линию очагов. Таким образом, данные по этому раскопу подводят к заключению об открытии на Зарайской стоянке комплекса аналогичного в структурном и планиграфическом отношениях верхнепалеолитическим поселениям Костенок 1 (слой 1) и Авдеево.
Наконец, для культурных остатков раскопа N 4 получено 12 радиоуглеродных дат (всего для памятника имеется 16 дат С-14 и 3 термолюмисцентных).
В 1996 году в 40 метрах строго на север от раскопа N 4 М.В.Александровой исследовался небольшой раскоп размерами 4х4 м (раскоп N 5). Целью работ на этом участке было изучение новой площади поблизости от раскопа N 2 (“траншея”), где при раскопках 1983 года А.В.Трусовым были определены остатки “постройки”, а также осуществление стратиграфических наблюдений. Эти работы выявили картину, характерную для дальней периферии стоянки. Культурные остатки в виде единичных кремневых изделий и полуразрушившихся обломков костей животных залегали здесь, не образуя скоплений и не перекрывая друг-друга.. Стратиграфически они были приурочены к основанию темносерого гумусированного суглинка. Этот суглинок подстилается тонким (4-6 см) горизонтом светлого песка, залегающем на буроватом легком суглинке. С точки зрения геологов все три названных горизонта составляют единый профиль верхней погребенной почвы. Темносерый сулинок определяется ими как гумусовый горизонт, песок – как горизонт вымывания и лежащие глубже суглинки – как предположительно горизонт Б верхней ископаемой почвы (Палеоклимат позднего плейстоцена…., с.27).. При таком взгляде на разрез, культурные остатки должны быть соотнесены не с основанием, как мы об этом пишем, а со средней или даже верхней частью указанной почвы. Представляется, однако, что заключение о строении верхней погребенной почвы требует обоснований, основывающихся на детальных лабораторных исследованиях.
Нижняя часть разреза представляет специальный интерес для палеогеографов, почвоведов, так-как содержит еще две выразительные погребенные почвы. Одна из них определена как брянская, а вторая (нижняя) отнесена к началу эпохи вюрма.
В 1995 году в правом борту направленного к долине р.Осетр оврага (вдоль оврага идет улица Кузнецкий спуск), у северо-западного края площади Пожарского был заложен шурф 95/1 в виде врезки в склон шириной 2,2 м, с захватом склона в верхней части на 1 м и глубиной 6 м. Этот шурф расположен в 153 метрах к северу от раскопа N 4. Ранее, в 1989 году здесь раскапывался шурф (1х2 м), который доставил некоторое количество кремней плейстоценового возраста .
Разведочным целям служили шурфы 96/1 и 96/2 площадью по 1 кв.м. Первый расположен в 23 метрах, а второй – 55 метрах к северу от раскопа N 4. В 1998 году к юго-востоку от раскопа N 4 на территории кремля был раскопан еще один шурф площадью 4 кв.м. С учетом шурфа (1х2 м) А.В.Трусова 1994 года у шерстобитной мастерской (в непосредственной близости от раскопа N 5) площадь раскопанная в 1994-1998 годах составляет 77 кв м. Таким образом, с учетом предыдущего этапа работ за все годы исследований вместе на территории стоянки и в непосредственной близости от нее раскопано 205 кв м. Из них на раскопы 1-5 приходится 189 кв м и на шурфы – 16 кв м.
Одна из наиболее важных проблем при возобновлении раскопок состояла в выборе наиболее подходящих для особенностей памятника методических подходов и техники разборки культурных отложений. При новых работах прежде всего были устранены как неприемлемые некоторые из методических приемов, использовавшиеся здесь ранее. Сюда относится разборка ям с крупными костями в заполнении как кучи костей, оставление вскрываемых находок и объектов на останцах, а также разборка слоя горизонтальными плоскостями. Выявление и тщательная фиксация объектов и находок (палеонтологический метод раскопок) рассматривались нами не как цель, а всего лишь средство для установления реальных древних поверхностей обитания и связанных с ним структурных единств остатков культуры (археологический метод раскопок). Естественно, что вся сложность и порой недостижимость этой цели в желаемой степени точности нами осознавалась.
Работы показали, что применение на этом памятнике в неизменном виде какой-то одной из методик или механическое совмещение двух-трех уже устоявшихся подходов не всегда могут быть успешными. Зарайская стоянка по своей геологии и характеру культурных напластований не идентична Костенкам, Авдеево или Гагарино. Как объект раскопок она в чем-то сложнее, а в чем-то проще, чем эти памятники. Сложность связана с неединовременностью культурных остатков и отсутствием представленных на широких площадях литолого-стратиграфических маркеров, отчленяющих культурные горизонты одни от других. Культурно-стратиграфические показатели в виде переслаивания объектов присутствуют при этом во множестве. Что касается простоты, то она объясняется прикроченностью двух разных культурно-стратиграфических единиц археологических отложений по двум различным литологическим слоям (погребенная почва и переработанная красноватая супесь), а также слоистостью подстилающих отложений, выраженной их отчетливой цветовой и минералогической разнородностью. Из-за незначительной толщины последних сколько-нибудь значительные ямы, углубления, мерзлотные трещины прорезают в глубину два, три, или четыре этих слоя. Поэтому стенки объектов практически всегда имеют присущий естественной стратиграфии данного района слоистый характер. Их можно безошибочно отличать от любого типа заполнения, даже тогда, когда заполнение в каких-то своих частях не содержит никакого археологического материала.
Использовавшаяся техника раскопок более или менее обычна для исследований палеолитических объектов. Выявление культурного слоя и его разборка осуществлялись исключительно мелким раскопочным инструментом в виде совков, мастерков, заточенных столовых и чайных ложек, ножей, деревянных и пластмассовых шпателей и шильев, щеток-сметок и кистей.
Расчистка слоя производилась горизонтами толщиной 2 см с учетом характера залегания слоев. Зачищенные находки для общих наблюдений оставлялись на месте до прохождения очередного горизонта снятия на достаточно большой площади и только затем снимались с необходимой фиксацией. Этот подход не предполагает оставление находок на останцах. Это зачастую невозможно из-за чрезвычайно большой плотности находок на отдельных участках. Кроме того, детальность разборки слоя, тщательность документации археологических остатков и нацеленность на выявление реальных поверхностей обитания делает применение методики сохранения предметов на останцах излишней и иногда даже нецелесообразной.
Графическая документация в виде планов осуществлялась поотдельности для кремней и камней, костных остатков, цветовых пятен, ям и других углублений. Планы кремневых изделий поквадратные, в масштабе 1:10. Кремни на планах обозначаются не условными значками, а вычерчиваются. План любого предмета или объекта фиксирует точное положение и глубину с учетом перепадов глубин, если это наблюдается. Как эти, так и другие характеристики находки и условий ее положения в слое заносятся в общую опись. Тут учитываются планиграфическая позиция предмета, глубина залегания от единой условной нулевой горизонтали, конкретное положение вещи в слое (плашмя, на ребре, вертикально, наклонно и т.п.), объект культурного слоя, с которым связана находка (слой, яма, очаг т.п.), горизонт культурного слоя, ориентация, типологическое наименование. Таким образом, только по одной описи можно всегда установить место любого конкретного предмета коллекции на горизонтали и вертикали толщи культурного слоя. Это очень упрощает создание многомерной базы данных и последующую компьютерную обработку материалов раскопок.
Помимо графической, разумеется, осуществлялась цветная и черно-белая фотодокументация работ. В 1994-1997 годах делалась также подробная видеосъемка раскопок.
Особенно важное значение в ходе раскопок уделялось использованию возможностей стратиграфического метода. Шурфы и раскоп N 5 были заложены во многом именно ради стратиграфических наблюдений. Для этой же цели в 1997 году был вскрыт и описан заново эталонный для первого этапа исследований разрез раскопа N 1. С точки зрения последовательности, литологии и фациальных особенностей естественного осадконакопления изучались не только разрезы раскапывавшихся нами объектов, но разного рода обнажения и вскрытия как вблизи, так и на большом отдалении от памятника. Результаты этих работ имеют не только археологический, но в равной степени специальный стратиграфический, палеопедологический и палеогеографический интерес. Достаточно указать на три погребенные почвы, регулярная встречаемость которых в данном районе, была установлена именно в ходе этих исследований.
Одинаково пристальное внимание уделялось как общей стратиграфии памятника и его окрестностей, так и локальной стратиграфии отдельных участков стоянки. Последнюю иногда называют микростратиграфией. Опыт раскопок Зарайской стоянки показывает, что ее использование должно носить отнюдь не факультативный характер. Максимально подробные наблюдения над локальной стратиграфией только и позволяют выявить интерстратификацию объектов культурных отложений, установить хронологическую разнесенность относительно друг друга структурных элементов поселения, заключенных в одном и том же литологическом горизонте. В ряде случаев этот метод позволяет выявить тонкие детали характера и продолжительности функционирования тех или иных объектов. В качестве примера можно привести такой факт. В использовании крупного углубленного очага (очаг 4; раскоп N 4) было установлено два этапа, разделенных временем, которое было необходимо для возникновения сезонной мерзлотной трещины. Понятно, что это время не исчисляется многими годами. Отсюда нетрудно представить себе сколь конкретные хронологические соотношения между объектами культурного слоя способен выявлять метод локальной стратиграфии. Важно подчеркнуть, что нередко эти соотношения нередко обладают не только относительным, но и достаточно определенным абсолютным временным наполнением. Применение данного метода предполагает не только оставление в ходе раскопок многочисленных промежуточных стратиграфических бровок. Необходимой является документация не только профилей и литологического состава заполнения ям и углублений, но также фиксация во всех случаях поотдельности и во всей полноте характера отложений, в которые впущен каждый из выявленных объектов.
Применявшиеся при раскопках Зарайской стоянки методические походы, технические приемы, способы фиксации археологических остатков требовали больших временных затрат. Достаточно отметить, что исследование раскопа N 4 длилось четыре года. В значительной степени столь долгая продолжительность раскопок данного участка объяснялись тем, что, несмотря на предшествующий этап изучения памятника, текущие раскопки рассматривались как этап интенсивных разведочных работ. Из-за большого количества и комплексности стоявших проблем, недостатка времени и средств не удалось, в частности, производить сплошную промывку грунта из культурных отложений. Промывке через сито с ячейкой 1 мм подвергалась вмещающая порода из очагов, некоторых примыкающих к ним участков, а также ям и ямок с особым вниманием к тем, которые имели окрашенное охрой заполнение.
Чтобы избежать затаптывания культурного слоя в ходе раскопок, там, где это было возможно, сооружались деревянные мостки. Началу раскопок каждого участка обязательно предшествовала тонкая зачистка поверхности. Сплошная зачистка и увлажнение поверхности слоя как на раскапываемых, так и ожидающих раскопок участках, осуществлялась не реже, чем раз в неделю. Иссушение слоя и разборка его без тщательной зачистки маскируют и без того неотчетливые цветовые различия исследуемой поверхности и препятствуют своевременному выявлению не только мелких ямок, но и следов крупных углублений, например, псевдоморфоз.
Вся площадь раскопа N 4 на протяжении всего времени раскопок была перекрыта навесом с покрытием из прозрачной полиэтиленовой пленки. Покрытие навеса не закрывало доступ свету. Навес не только хорошо защищал культурный слой от дождей, но и позволял вести работу независимо от погоды. Южный участок раскопа N 1 лишь однажды, на самом верхнем уровне культурных отложений был затоплен после сильного дождя. Повторение этого на нижних уровнях было бы катастрофичным для культурного слоя столь насыщенного находками и имеющего важные для понимания всего памятника протстранственные различия в микростратиграфии отложений.
Естественнонаучные исследования проводились в нескольких направлениях. В разном объеме осуществлены работы по общегеологическому, геоморфологическому, стратиграфическому, палинологическому, палеозоологическому, литологическому, палеопедологическому изучению памятника и его окрестностей. Геологический цикл исследований проводился Ю.Н.Грибченко, Е.И.Куренковой и Е.В.Воскресенской. Основные палинологические определения и вытекающие из них обобщения палеоклиматического и ландшафтоведческого характера сделаны Г.Н.Шиловой. Ею изучено несколько десятков образцов, происходящих из раскопов NN 1, 4, 5. Частичные стратиграфические и, к сожалению, незавершенные палеопедологические исследования проводила на стоянке Е.Пономаренко. Лабораторный анализ фрагментов обожженной глины из культурного слоя и заключение по его результатам сделаны Ю.Б.Цетлиным. Радиоуглеродный анализ образцов из раскопов N 4 и N 5 делался Л.Д.Сулержицким в лаборатории Геологического института. Одна радиоуглеродная дата получена Ю.С.Свеженцевым в радиоуглеродной лаборатории Института истории материальной культуры РАН. В 1995 году раскопки посетили и поделились с нами своими представлениями о геологии памятника Е.А.Спиридонова и Ю.А.Лаврушин.
Для реконструкции природного окружения стоянки во время ее функционирования наибольшее значение из имеющихся у нас материалов имеют палинологические определения. Исходная задача, которая ставилась для палинологического изучения стоянки – получение не просто характеристики одного представительного разреза, но получение полной картины пространственного анализа всех наиболее важных объектов исследуемой площади. Что касается тестирования общих разрезов, то и здесь нацеленность была в получении по-возможности нескольких взаимопроверяемых колонок определений. Необходимость именно в такой постановке проблемы стала очевидной после того, как выяснилось наличие локальных стратиграфических различий в разных раскопах, микростратиграфического своеобразия на отдельных участках раскопа N 4 и переслаивания объектов в культурных напластованиях. Кроме того, восприятие и интерпретации разрезов стоянки и их фрагментов у разных геологов, как это часто бывает, не во всем совпадают. Не всегда одинаково понимание разрезов у геолога и археолога. Как показывает практика, геолог без консультации компетентного археолога не всегда способен идентифицировать в разрезе антропогенное образование, например, заполнение обширной ямы, точно так же, как археолог не в состоянии извлечь оттуда всю информацию собственно геологического характера. Понятно, что палинологический анализ колонки, полученной по не вполне ясному отрезку разреза, зачастую обречен быть непредставительным. Поэтому анализ по данному методу не упрощался здесь до простого “тестирования” возможно большего количества “стенок”, а места отбора образцов и их количество определялись конкретными и вполне определенными задачами археологического изучения памятника в целом и его отдельных участков.
